Гилхули промолчал, но я видела, как на его щеках играют желваки, и выглядел он так, словно у него вот-вот лопнет кровеносный сосуд.
— Думаю, ваш адвокат рассказал вам о представлении, которое устроил Эмин Бирн, — сказала я.
— Рассказал. Чушь собачья. Я считал, что он умнее. Хотя вряд ли можно винить умирающего.
— Я назову вам наше указание, если вы назовете свое, — сказала я.
— Вы имеете в виду «морскую зыбь»? Там же был мой адвокат.
— Я знаю и другое указание, Майкла Дэвиса, — ответила я. Собственно говоря, я знала два, если считать то, которое сушила в своей гостиничной комнате в надежде, что там появится что-нибудь разборчивое, но раскрывать сразу все не следовало. — Мы думаем, что поиски этой вещи, что бы она ни представляла собой, могут оказаться интересными.
— Интересными? В этих людях из «Второго шанса» нет ничего интересного. Совершенно ничего.
Гилхули бросил тряпки в ведро и пошел прочь.
— Вы будете судиться с этой семьей за часть наследства? Бирн предположил, что, возможно, вы на это пойдете, и там был ваш адвокат. Как его зовут?
— Дермот Шанахан. А как я буду платить ему гонорар? — злобно спросил Гилхули.
Меня подмывало предложить ему продать свою любимую лодку, но я решила быть любезной.
— Могу угостить вас пивом или еще чем-нибудь? — спросила я, подумав, что выпивка развяжет ему язык и я узнаю, в чем причина вражды между ним и семьей Бирнов.
— Там, откуда я приехал, девушки ждут, чтобы их пригласили! — бросил он через плечо, уходя.
— Падриг, я приглашаю вас не на свидание, — ответила я его удаляющейся спине. — Просто выпить. Угрюмые, вызывающе ведущие себя мужчины не в моем вкусе. Вы задираетесь со всеми из принципа или у вас просто дурное настроение? Кстати, меня не интересует, как ведут себя ваши знакомые девушки.
И не называйте меня девушкой, мысленно добавила я. Но Гилхули шел дальше, словно не слыша.
Я повернулась к старикам на скамье, они смеялись так, что по щекам катились слезы. Точнее, смеялись двое. Третий, который еще не обращался ко мне, казалось, вел долгий спор с собой или со столбом на пристани.
— Если не интересуетесь угрюмыми молодыми людьми, — сказал наконец Малахи, утирая глаза, — что скажете о веселых стариках? Нас здесь трое. Я неважно вижу, Кев неважно слышит, а Денни, как сами видите, слегка странный — надеюсь, понимаете, о чем я. Но вместе мы кое-что собой представляем.
Мне пришлось тоже засмеяться.
— Давайте, садитесь. — Он указал на ветхий стул в нескольких футах от скамьи. — Выпьете? — И достал из стоявшей возле скамьи сумки бутылку виски и два жестяных стаканчика.
— Для меня сейчас слишком раннее время, — ответила я. — Но спасибо. Меня зовут Лара, — и стала пожимать им руки перед тем, как рискнуть сесть на стул. Даже Денни прекратил разговор с собой и мягко пожал мне руку. Малахи, Кев и Денни были одеты в серые шерстяные брюки, белые рубашки и черные рыбацкие шляпы.
— Братья? — спросила я.
Малахи и Кев дружно кивнули.
— Кев и я братья. Денни наш друг. Мы все названы в честь святых: я — святого Малахи, Кев — святого Кевина, а Денни — святого Дениса. Падди, разумеется, тоже — в честь величайшего ирландского святого Падрига. Он неплохой, наш Падди, — добавил Малахи, когда перестал смеяться и перевел дыхание. — Правда, держится слегка вызывающе. Тут вы правы.
Двое других согласились.
— Он не стал бы опрокидывать вас в воду, — сказал Кев.
— И не бросил бы тонуть, — добавил Малахи. Поставил стаканчики на землю перед скамьей, бережно наполнил их, подал брату и другу, а сам остался с бутылкой. — За то, чтобы вы попали в рай до того, как дьявол узнает, что вы мертвы, — сказал он, подняв бутылку в тосте, и сделал большой глоток. Другие тоже выпили.
— Падди не ладит с людьми из «Второго шанса», так ведь? — спросила я. Раз Падриг не захотел сказать сам, может быть, скажут они.
— Совершенно не ладит, — подтвердил Малахи, — но эти ребята из большого дома сейчас со всеми в натянутых отношениях. Вот Эмин хорошо относился к парню. Подарил ему эту лодку.
Я ждала, но Малахи ничего больше не добавил. Я думала, как далеко могу зайти в наведении справок, чтобы старики не разозлились на меня и не замкнулись. Мне казалось, что меня, иностранку, будут терпеть только, пока я веду себя благоразумно.
— Здесь очень красиво, и день стоит замечательный, — сказала я, оглядываясь вокруг. Так оно и было: море, лодки, каменистый берег, простирающийся в обе стороны, часть его была окутана дымкой.
— Да, слава Богу, — согласился Малахи.
— Как думаешь, хочет она послушать историю? — спросил Кев брата. — Денни рассказывает хорошие истории, — сказал он мне.
— Нет, не хочет, — неожиданно сказал Денни, словно выйдя из транса.
— Хочу, конечно, — ответила я.
— Брось ты, Денни, — сказал Кев. — Расскажи историю этой славной девушке.
Я подумала, в какое раздражение пришла, когда Гилхули назвал меня девушкой, но услышать это от Кева было приятно. Пути феминизма не всегда просты.
— Молодые уже не слушают историй Денни, — прошептал мне Малахи. — Поэтому он рассказывает их столбу и пристани. Чтобы не забыть.
— Что ты там говоришь? — спросил Кев, толкнув локтем брата. — Погромче!
Малахи свирепо посмотрел на него.
— Почему он их не записывает? — спросила я. Малахи как будто пришел в ужас.
— Эти истории нельзя записывать. Это их испортит. Они слишком уж особенные.
— Расскажи ей историю про золотое кольцо, — сказал Кев, ткнув рукой друга.